Письма 1848-1852 годов - Страница 54

К оглавлению

54

Письма адресуйте всегда на имя Шевырева в Москву, близ Тверской, в Дегтярном переулке, в собствен<ном> доме. Он доставит мне всюду, где ни буду.

Что бы вам написать хоть что-нибудь о вашем житье-бытье, не о том, которое проходит взаперти, в студии, но о движущемся на улице, [о внешнем, о том дву] в прекрасных окрестностях Рима, под благодатным воздухом и небом! Где вы обедаете, куда ходите, на что глядите, о чем говорите? В иной раз много бы дал за то, чтобы побеседовать вновь так же радушно, как беседовали мы некогда у Фалькона. Не будьте скупы и напишите о себе не как о художнике, погруженном в созерцанье, но как о добром, милом моему сердцу человеке, развеселившемся от воспоминаний о прежнем. С вами теперь, как я слышал, Брюллов — как вы с ним ладите? и что делает брат ваш (которому передайте поклон мой)?

Ваш весь Н. Гоголь.

На обороте: Rome. Italie.

Al signore Alessandro Iwanoff.

Pittore e academico russo.

Roma, nella via Condotti, vicina alla piazza di Spania. Caffe Greco.

С. П. ШЕВЫРЕВУ
Одесса. Марта 18 <1851>

Наконец от тебя письмо. Слава богу, ты здоров. Благодарю за труды и все твои добрые о мне попечения. На днях выезжаю из Одессы. Недели три проживу у родных, а там обниму тебя, если всё устроит бог благополучно. Очень меня обяжешь, если возьмешь в синодальной лавке и перешлешь тот же час ко мне в Полтаву «Общую Минею» (большая книга, в лист) и «Четьи Минеи» (в 12 книгах, в осьмушку). К этому присовокупи два экземпляра евангелия (библейского издания). Разумеется, вез это в переплете (каком-нибудь).

С деньгами, полученными за проданные экземпляры «М<ертвых> д<уш>», распределись так: тысячу руб<лей> с<еребром> в банк (если найдешь нужным), 150 р. с<еребром> перешли мне в Полтаву, а остальные держи у себя до моего приезда. Впрочем, можно в банк положить даже и полторы тысячи: я думаю, что будет достаточ<но> для прожитья в год находящихся у тебя прежних. Но прощай! В ожиданья личного свиданья посылаю тебе покуда заочный поцелуй.

Твой весь Н. Г.

С. П. ШЕВЫРЕВУ
<После 18 марта 1851. Одесса.>

Прошу тебя присоединить к прежде сказанным книгам еще ноты церковного пения под названием: Партитурное собрание с преложением на фортепиано, музыка Бортнянского и других сочинителей, книга 1, СПб., [В подлиннике: Спбр. ] 1843 года, и прислать вместе в Полтаву.

Твой весь Н. Г.

М. И. ГОГОЛЬ
Одесса. Марта 21 <1851>

Вчера приехал Димит<рий> Андреевич. С ним приехало и письмо ваше. Я полага<ю> выехать на будущей неделе, так, чтобы к страстной быть в Кагорлык. Если поможет бог совершить путь благополучно, то или в субботу, или в воскре<сенье> доберусь до Кагорлыка. За лошадьми лучше пошлите домой, тем более, что Дм<итрий> Анд<реевич>, как я заметил, хочет тоже в одно время с нами ехать в Кибенцы. Да и во всяком случае, по-моему, нужно всячески избегать жить на счет других, хотя бы даже и весьма близких нам людей. Выеду я, может быть, [может быть, даже] или раньше, или позже Дм<итрия> Андре<евича>, затем, чтобы не мешать друг другу на станциях. Потому что лошадей трудно доставать и на один экипаж, а как будут два, то придется посидеть и по дню на станции и все-таки разрозниться. Затем, желая вам от всей души провесть благодатно остальное время поста, прося вас передать это же самое жела<ние> и весьма уважаемому мной Андрею Андреевичу, остаюсь

признательный сын

Н. Г.

А. О. СМИРНОВОЙ
<Конец марта 1851. Одесса.>

Христос воскрес!

Спешу поздравить вас, добрый друг, с радостным днем светлого воскресенья. Дай бог и вам и мне того же: радоваться о Христе, любить всех о Христе, позабыть себя со всем черствым окружением собственных забот и, дорожа всякой минутой, спешить благодарить за <н>ее бога, живя [и, живя] подобно птицам небесн<ым>, не сея, не собирая в житницы, радуясь о том только, что [чтобы] совершается его божья воля. О, пошли нам бог, и вам и мне, силу любить всех! В ней потонет всё грустное. Еще раз: Христос воскресе!

Ваш весь Н. Г.

П. А. ПЛЕТНЕВУ
Полтава. Маия 6 <1851>

Милое, доброе твое письмо получил уже здесь, в деревне моей матушки. Из Одессы выслали его мне довольно поздно; видно, в наказанье за то, что я свое отправил к тебе довольно поздно. Всё действительно случилось так, как ты предположил: ровно через месяц после того, как оно было написано, запечатано и, казалось, как бы даже и отправлено на почту, нашлось оно в моем письменном столе. Что прикажешь делать? Видно, горбатого могила исправит. Кажется, как бы я преуспеваю со дня на день в этой добродетели. Зато тем признательнее принял и прочел я знак твоего непамятозлобия, твое милое и милующее письмо. На замечанье только твое о моей молодости скажу: «Увы! Два года, как уже пошел мне пятый десяток, а стал ли я умней, бог весть один». Знать, что прежде не был умен, еще не значит поумнеть. Что второй том «М<ертвых> д<уш>» умнее первого — это могу сказать, как человек, имеющий вкус и притом умеющий смотреть на себя, как на чужого человека, так что, может быть, Смирнова отчасти и права; но как рассмотрю весь процесс, как творилось и производилось его созданье, вижу, что умен только тот, кто творит и зиждет всё, употребляя нас всех вместо кирпичей для стройки по тому фасаду и плану, которого он один истинно разумный зодчий. С тобою всячески постараюсь увидеться. Теперь еду в Москву. Всякие письма и замечания, какие были тебе присланы насчет «М<ертвых> д<уш>», запечатавши в один пакет, пошли ко мне, адресуя на имя Шевырева, а если присоединишь к этому две-три строчки собственно<го> письмеца, — вперед посылаю тебе самое душевное спасибо. Всем тебе близким братский поклон!

54