Письма 1848-1852 годов - Страница 52

К оглавлению

52

Не знаете ли вы чего об гр<афе> Александре Петровиче? Я давно уже не имею о нем известий. От всей души поздравляю вас с наступающим новым годом. Бог да хранит вас и да воздаст вам сторицей за ваши молитвы.

М. И. ГОГОЛЬ
Генваря 20. 1851. Одесса

От вас что-то давно нет писем, почтеннейшая матушка. Здоровы ли вы? На последнее мое письмо я еще не имел до сих пор от вас отзыва. Что же до меня, то здоровье мое несколько было опять поиспортилось. Весь декабрь (т. е. покуда было тепло) я чувствовал себя очень хорошо. Но с началом генваря и с наступлением холодов опять пошли недуги. Впрочем, теперь, слава богу, они несколько угомонились. Сестре Анне Васильевне скажите, что я отсюда, нот ей не посылаю, потому что и дороги и ничего нет нового, да и с пересылкой возня и продавцы народ продувной. А вместо того я решил написать к Шевыреву, чтобы он выслал из Москвы что есть поновее и получше. Тамошние книгопродавцы или нотопродавцы гораздо лучше снабжены здешних. Уведомьте меня о здоровьи вас всех, начиная с Андрея Андреевича, и какова стоит в Кагорлыке зима, и какова она также в Васильевке, и что там делается.

Ваш признательный вам сын Н. Г.

П. А. ПЛЕТНЕВУ
Одесса. Генварь 25. 1851

Благодарю тебя много за обстоятельное и милое твое: письмо. От всей души поздравляю тебя с замужеством милой дочери и прошу также от меня передать ей поздравление. Рад, что здоровье твое укрепилось от холодного лечения. Я тоже имел от него пользу. Но нам всем, русским, нужно помнить и твердить себе беспрестанно: «Ничего не доводи до излишества!». В наши с тобой лета совершенно переламывать привычки и прежний обычай жизни опасно, а понемногу оставлять их, трезвиться телом и духом очень, недурно и даже непременно следует. Иначе потеряешь как раз равновесие между телом и духом. Я уже давно веду образ жизни регулярный или, лучше, необходимый слабому моему здоровью: занимаюсь только поутру, в одиннадцатом часу вечера уже в постеле. Стакан холодной воды натощак и ввечеру. Но большое употребл<ение> холодной воды и обливаний вредит, производя во мне слишком большую испарину. В Одессе полагаю пробыть до апреля. Приезд Жуковского в Москву, может быть, несколько изменит мой маршрут, и вместо весны придется, может, быть в Петербурге осенью. Впрочем, это еще впереди. Покуда будь здоров, не забывай меня. А мне хочется очень с тобой, по старине, запершись в кабинете, в виду книжных полок, на которых стоят друзья наши, уже ныне отшедшие, потолковать, и почитать, вспомнив старину. Но это не могло и не может <быть>, покуда не готово [покуда еще не делаю] то, о чем нужно говорить. Будет готово — разговоримся так, что и языка не уймем. Ведь старость болтлива, а мы, благодаря бога, уже у врат ее. Будь здоров.

Твой весь Н. Г.

Я писал тебе еще с Мурзакевичем, ехавшим отсюда [В подлиннике: отсюду] к вам. Если вздумается порадовать строчкой, адресуй к Шевыреву в Москву.

С. П. ШЕВЫРЕВУ
Одесса. [Февраль] 1851

От тебя давно нет известий, бесценный друг. Здоров ли ты? Уведоми хоть двумя строчками. Я писал к тебе с Мурзакевичем, получил ли ты это письмо? А между тем мне сгрустнулось по тебе и так хотелось бы взглянуть на тебя… В мае первых чисел или в середине его, если бог поможет, буду в Москве. Здешняя зима была еще довольно сносна, и голова моя была свежее, чем в Москве, будет о чем потолковать и что прочитать. Приступил ли ты к печатанью моих сочинений? Недавно мне попалось в руки Смир<дина> изд<ание> русских авторов, и я увидел, что шрифт [В подлиннике: штрифт] уж чересчур густ и уборист (что не годится для моих сочинений: книжки выдут очень тоненькие и притом читать трудно). Рамку можно взять такую же или хоть и больше, но строки непременно пореже и буквы крупнее. Если можно, такой величины, как напечатана твоя поездка, и бумагу нужно бы выбрать плотнее, так, чтобы строки не сквозили. Все эти обстоятельства так важны, что если, паче чаянья, уже несколько листов [книга] отпечатано, то можно их бросить и начать печатать снова. Уведоми также, во скольких типографиях печатается и около какого времени книга выдет.

Твой весь Н. Г.

Душевный поклон Софии Борисовне. Малюток поцелуй.

М. И., А. В., Е. В. и О. В. ГОГОЛЬ
Одесса. 1851. 4 марта

От всей души поздравляю и вас, добрейшая матушка, и вас, милые сестры, с наступившим великим постом. От всей души желаю вам того же, чего и себе, т. е. провести его, как следует христианину. О, если бы мы сумели хоть время поста отдать всецело богу! О, если бы хоть в это святое время провели мы жизнь, сообразуясь с тем, что скажет о нас бог, а не люди! Как бы тогда разумней потекло всё прочее время года, а с ним и все наши хозяйственные и всякие дела, по слову божию: «Ищите прежде правды и царствия божия — и сия вся приложатся вам». А мы глядим беспрестанно на то, что скажут люди. Оттого и беспокойно у нас в душе, и имение в расстройстве, и издержки за издержками, и голова идет кругом от хлопот, и раскаянье гложет при виде, как на всяком шагу делается нами опрометчивая издержка, тогда как деньги нужны были на гораздо нужнейшее. Например, и в теперешнем письме вы говорите, что деньги употреблены на шубу, — лучше бы употребить на посуду для шинков и кое-что нужнейшее для хозяйства. А что было виной? Старшая сестра моя по своей обычной опрометчивости имела неблагоразумие шепнуть вам: «Люди будут говорить: вы похожи на просительницу». И этих слов было достаточно. Вот что значит слово: люди! Позабыты, вдруг все соображенья, отнялось предвиденье в даль, взоры на будущее, что всякую минуту нужно ожидать повестки, требованья от казны и проч. и проч. О, пусть погибнет эта обманчивая, заводящая человека в бездну и в погибель философия: соображаться с тем, что скажут люди! С нею и людям не угодишь и бога потеряешь навеки. Счастливец же, соображающий свою жизнь с тем, что скажет бог, сделается потом неминуемо любезен всем людям. Ради самого Христа, пострадавшего за нас, прошу и умоляю, не пропустите нынешнего поста и воспользуйтесь им. И вы, добрейшая матушка, и вы, милые сестры, молитесь богу о том, чтобы вразумил всех нас. О, как нужно нам всем вразумленье свыше! Я знаю это по себе. Как только было у меня что-нибудь сделано без божьего вразумленья — всегда выходила такая глупость, что я краснел и не знал, куда деться от стыда пред самим собой.

52